Бресткая Крепость
(Вспоминает ефрейтор 125 стрелкового полка Осман Ибрагимов - Усман Ибрагимович Халухаев)
Утро 22 июня. Десятки немецко-фашистских бомбардировщиков с жутким воев и ревом налетали на крепость и сбрасывали сотни авиабомб. Вслед за авиабомбами начали рваться снаряды и мины из множества стволов и минометов.
Света в казарме не было. Оказалось, об этом позаботились диверсанты. В первые минуты красноармейцев охватила растерянность. Люди выбегали из здания и попадали под авиабомбы, мины, снаряды, под ливень пулеметных и автоматных пуль. А в крепости все горело, полыхало, громыхало, ухало, гудело ...
Было светло от беспрестанных взрывов снарядов и кое-где нависших над крепостью осветительных ракет. В ряде мест над «кольцевыми казармами» поднимались громадные облака вишнево-красного и багрового дыма.
Возле крепостных Северных ворот ежеминутно рвались мины и снаряды. Они не давали бойцам возможности ни войти в крепость, ни выйти из нее. То же самое творилось и у ворот в Цитадель, Там и здесь вокруг казарм 125-го полка лежали тела убитых и раненых. Между ними метались и что-то кричали бойцы. Из комсоставских домов к нашим казармам бежали женщины с надрывающимися от крика детьми на руках. Навести порядок было некому. Но вскоре бойцы начали приходить в себя. Надо отметить, что большинство рот 125-го полка находилось вне зоны крепости. У самой границы наши бойцы вместе с саперным батальоном строили доты и другие оборонительные сооружения.
В первые минуты внезапного нападения врага и меня охватил страх. Хотелось бежать. Потом опомнился. Устыдился, побежал в помещение, где в пирамидах стояли наши винтовки. Тут же собралась группа бойцов. С трудом, протиснувшись к оружию, я схватил первую попавшуюся винтовку, скинул с себя майку, набрал в нее обойму патронов и выскочил во двор. Все это, как мне кажется, продолжалось не больше десяти-двадцати минут. Я принялся громко звать бойцов своего отделения к себе. Но никто не откликался.
Перед казармой стоял невообразимый шум и галдеж. Стонали и охали раненые, истерически кричали женщины, визжали и плакали обезумевшие от страха детишки. Но этот человеческий шум не смог заглушить неумолчный грохот, стоявший над крепостью. Я стал кричать по-ингушски:
- Эй, вайнахи! Ко мне! Становись!
Из толпы протиснулись ко мне трое. У всех в руках были винтовки.
- Чеченцы?
- Мы, двое, ингуши. Этот - чеченец.
- Становись за мной!
Кто были эти трое - не помню. Да и не до того было. Я снова стал звать людей своего отделения, в котором служил. И в этот момент к нам подбежал какой-то младший лейтенант в накинутом на плечи кителе, без фуражки. В руках у него поблескивал наган. Он зычно закричал:
- Стойте! Стойте, товарищи!.. Оставить панику!.. Спокойно! Слушай мою команду.
Вдруг он увидел стоявших за мной трех бойцов. Резко обратился ко мне:
- Как фамилия?
- Командир отделения ефрейтор Ибрагимов, товарищ младший лейтенант.
- Приказываю тебе командовать группой из любых бойцов. И обратившись к толпе, крикнул:
- А ну, живо! Становись.
Бойцы послушно стали строиться. Здесь же находились бойцы и моего отделения.
- Быстро! Быстро! Живей! - торопил младший лейтенант. Потом обратился ко мне:
- Товарищ ефрейтор, видишь валы возле Северо-Западных ворот -слева, к западу?
- Так точно!
- Немцы их захватили. Надо их оттуда выбить и занять там позицию. Держись, пока подмогу пришлю!
- Есть! - ответил я. Младший лейтенант обернулся и, тряся наганом, закричал:
- Живей! Живей! Равняйсь!
И удивительное дело, за минуту до этого люди, метавшиеся по двору, не зная куда спрятать себя, почувствовав командирскую руку, теперь один за другим пристраивались к выстроенным мной трем бойцам. И еще удивительнее было: в строй с вооруженными становились и безоружные.
- Веди! Что есть духу! Бегом - крикнул младший лейтенант и принялся строить новые группы. В двух шеренгах у меня стояло человек тридцать.
- Группа... Напра-во! За мной бегом!
Держа в одной руке майку с патронами, а в другой - винтовку, я изо всех сил побежал к валам. Люди бежали за мной, доверив свои жизни неизвестному командиру, вся одежда которого состояла из черных трусов. Надо было бы соединить ряды. Но я не догадался это сделать сразу, и бойцы бежали за мной двумя длинными цепочками. К восточным валам бежали другие бойцы просто толпой, без строя. Позади пылали комсоставские дома. Еще дальше, у Восточного форта, горело сено, и занялись огнем конюшни конной разведки. Воспользовавшись охватившей бойцов гарнизона в начале неожиданного нападения растерянностью, немцы заняли высокие, почти десятиметровые валы западной части Кобринского укрепрайона. Отчасти заняли валы и у Северных ворот, выводивших в город. По всей длине валов, и особенно в крайней западной части Кобринского укрепления, стоял сплошной ружейно-автоматный и пулеметный треск. Казалось, десятки озорных ребят забрались на крышу дома и изо всех сил колотили палками по железной кровле. А над Цитаделью по-прежнему стоял грозный снарядо-бомбовый гул. Только мы успели пересечь дорожку, ведущую к Северо-Западным воротам Кобринского укрепления, как по нам полоснули очереди автоматов.
- Ложись!
Люди залегли. Оглядел валы. Метрах в 150 замечалось движение.
- Противник на западном валу... Отделение, огонь!
Бойцы мои и я вместе с ними открыли частую пальбу по залегшему противнику. Вдруг справа от подковообразного форта вспыхнуло дружное «Ура». Оно перекатилось к нам. Совсем близко от нас, словно из-под земли, поднялись десятки красноармейцев, тоже полураздетые, как и в моей группе. С громким «Ура!» они кинулись к валам. Не успел я подать команду, как мои бойцы сами поднялись и тоже с дружным «Ура» побежали к валам. Я только успел запоздало крикнуть:
- Вперед, ребята!
Самое страшное было добежать до валов по ровной, открытой площади. Противник обрушил на нас ливень свинца. Не обращая внимания на падающих, мои люди добежали до валов. Сторона, обращенная к нам, была пологой. Стреляя на ходу, бойцы вмиг вбежали на гребень вала.
С другой стороны валы круто обрывались в обводный канал. Мало перебралось гитлеровцев на другой берег. Наши заняли валы и в восточной части Кобринского укрепления. В то же время на территорию Кобринского укрепления от госграницы отступила группа пограничников человек 50-60. Они до последней возможности бились на границе, потеряли убитыми более половины людей и отступили в крепость только тогда, когда нечем было уже отбиваться - кончились боеприпасы. Надо сказать, что в этот и в последующие дни у борющихся групп было мало организованного взаимодействия. Каждый боец на своем участке, который занимал по своему усмотрению, яростно дрался. Но потом наметились связи и взаимодействие.
Младший лейтенант в сером кителе, как обещал, прислал мне подмогу, а часам к семи пришел и сам, чтобы непосредственно руководить боем. Он собрал бойцов, поговорил с ними и тут же определил места обороны. Сражение на валах, как в западной, так и восточной части Кобринского укрепления длилось часов до 10-11 утра. Затишье наступило в 12 часов. До этого наша группа под командованием младшего лейтенанта отбила три яростные атаки врага. Было много убитых и раненых. Но потери немцев были намного больше. Везде на подступах к валам лежали трупы немцев в куцых зеленых мундирах.
В два часа ночи 23 июня младший лейтенант дал мне задание скрытно проползти со своим отделением к зданию клуба 125-го полка и устроить там засаду немецким разведчикам, просачивающимся из западного угла Кобринского укрепления. Моей группе, состоявшей из 20 человек, он придал пулеметчика 2-ой роты 1-го батальона Махринева. Мы поползли к зданию клуба. Махринев, ползший сзади с ручным пулеметом, заметил правее от нас какие-то темные силуэты. Разобраться, кто это, было трудно.
По моей команде, переданной шепотом, бойцы отделения затаились. Через несколько минут все стало ясно: немцы шли прямо к зданию клуба, которое в то время никем не было занято. Дав им возможность подойти совсем близко, бойцы дружно открыли винтовочный и пулеметный огонь. Ни один из фашистов, а их оказалось одиннадцать человек, не ушел. Мы потерь не понесли.
Но затишье установилось не надолго. Со стороны находившегося в руках немцев западного вала поднялась большая группа гитлеровцев и пошла в наступление к зданию клуба. Это было на рассвете. С вала по ним открыли губительный огонь. Мы прицельно били по наступающим. Через несколько минут немцы залегли, но вскоре отступили назад. Однако и положение моего отделения было нелегким: убиты четыре бойца и ранены трое. Если бы не пришел на помощь младший лейтенант, дело мое могло стать еще хуже. До самого утра с немцами сражались еще две группы - Усурбаева и Кумскова. Они тоже понесли потери.
После полудня 23 июня через Северные ворота Кобринского укрепления ворвались немецкие танки. Они, видно, имели намерение пробиться в Цитадель. Мы открыли по ним стрельбу из винтовок и автоматов, но для них это было все равно что камушки. По приказанию младшего лейтенанта быстро приготовили связки гранат и послали двух добровольцев из группы Кумскова с задачей закидать ими вражеские танки.
Один из бойцов, улучив момент, подбежал к фашистскому танку и метко бросил связку. Танк загорелся. Выскакивающих из танка членов экипажа тут же укладывали выстрелами. Другие два танка повернули назад. Потом из орудий Цитадели были подбиты еще один или два танка. Но этих танков я не видел.
Из Цитадели доносились звуки ожесточенного боя, но, что там делалось, мы не знали. Совсем близко от нас, за стенами «кольцевых казарм», сражались батальоны 44-го и 155-го полков 42-й дивизии. Со второго дня боев раненых относили в подвалы, вернее, в каземат, и уже оказывали им кое-какую помощь.
И здесь надо вспомнить о героинях - женах командиров. Неизмеримо было их горе. Многие из них потеряли детей и мужей. У многих детишки умирали от жажды и голода тут же, на глазах. Но женщины меньше всего думали о себе, о своем горе. Они всю душу отдавали раненым. И если было бы в моих силах, я у этих подвалов Бреста поставил бы им памятник. Поручил бы выгравировать надпись: «Здесь русские женщины показали, какое огромное мужество и океан любви к людям таятся в их сердцах».
... Мы ужасно страдали от жажды. Добывать фляжку воды приходилось с риском для жизни. Лица бойцов от сильной жажды высохли и пожелтели. Вскоре наш младший лейтенант был тяжело ранен. Его отнесли в подвал. Я перешел в подчинение к Урусбаеву.
Слышали мы, что на восточных валах и в форте боевыми действиями руководит командир 44-го полка майор Гаврилов, составивший сводный отряд из бойцов разных частей. Отряд и штаб его находились в подковообразном Восточном форте, где до войны располагался отдельный зенитно-артиллерийский дивизион.
С самого раннего утра 24 июня немцы открыли по нашим позициям на валах ураганный огонь из орудий всех калибров и минометов. Часа через два они большими массами пошли в атаку и оттеснили нас от некоторых, сохранившихся еще в целости, казарменных зданий 125-го полка, потом отбросили нас к комсоставским домам (их было до пятнадцати), часть из них пожар уничтожил уже в первый день. Оставшимся в живых бойцам 125-го полка пришлось занимать эти уцелевшие дома и вести оборону из них.
В конце концов, занятый нами дом, немцы окружали. Мы переходили в следующий дом или занимали верхний этаж и оборонялись оттуда. Немцы предлагали нам сдаться. Мы отвечали выстрелами. Тогда гитлеровцы отходили и обстреливали дома из пушек прямой наводкой. Падающие стены заваливали людей. Если на валах люди кое-как еще могли достать глоток воды, то здесь этой возможности не было. И бойцы от жажды теряли силы, не могли даже двигаться. И все же бились с врагом из последних сил. По ночам немцы боялись оставаться у осажденных домов и отходили. Мы спускались на нижний этаж, так как рано утром начиналась авиабомбежка. Иногда, если дом уже был сильно разрушен, мы переходили в другой, более целый. Но силы наши с каждым днем таяли. Добывать боеприпасы стало совсем невозможно.
Фашистскому командованию не удалось полностью осуществить поставленную перед своими войсками задачу: красноармейские полки не сдались, и крепость не подняла белый флаг. Привыкшие к легким победам на Западе, гитлеровцы приходили в бешенство: какая-то ветхая старушка-крепость - и такое сопротивление! И они засыпали нас тоннами стали и свинца. Потом принимались по радио «ласково», будто шаловливых детей, увещевать бойцов сдаться. Сбрасывали с самолетов тучи листовок, в которых уговаривали защитников крепости бросить бесполезное сопротивление. Даже пытались льстить: «Вы же храбрые герои, зачем понапрасну губите себя?».
На третий или четвертый день немцы в листовках писали, что они уже заняли Минск. Но кто же тогда мог поверить тому, что за несколько дней они пройдут по нашей земле триста километров! Мы этому не верили и ждали помощи. А это оказалось горькой правдой. И тем более достойны глубокого уважения павшие герои Бреста! Они верили в нашу победу и гибли с этой верой.